Дорогой биомед

Доля России на мировом рынке биотехнологий менее 0,1%, при этом в стране есть разработки, не имеющие аналогов. Существуют удачные проекты, которые получили признание и рынки сбыта не только в стране, но и за рубежом. Но инвесторам они не настолько интересны, как, например, стартапы в сфере IT. Биомед слишком дорог, долго окупается и имеет дополнительные риски, которые свойственны только ему: дорогостоящие доклинические и клинические испытания. От молекулы до готовой формы, продающейся в аптеке, лекарство может идти 10 лет и больше, и этот путь успешно заканчивают всего 1–2% стартапов. Экосистема поддержки венчурных проектов развивается вместе с самими стартапами. Практически все успешные проекты идут по одной «лестнице» финансирования. Но частных венчурных фондов, которые могли бы встроиться в эту систему, для биомеда почти нет. Создатели успешных биомедицинских стартапов рассказали «Медицинскому вестнику», как начинался их бизнес, что помогало, а что мешало его развитию и какие у них планы на будущее.

«Нужно создавать „зеленые коридоры“ для инновационных продуктов»

Компания «ГемаКор Лабс» выпускает диагностическое оборудование для теста тромбодинамики – глобального теста системы свертывания крови. Позволяет выявлять как гипо-, так и гиперкоагуляцию. Предназначен, в частности, для ранней диагностики склонности к тромбообразованию. Генеральный директор «ГемаКор Лабс» Сергей Карамзин о том, как биотехнологический стартап может получить финансирование и почему частные инвесторы эффективнее, чем государственные.

«Роснано» vs «Сколково»

– Ваша компания существует почти 8 лет. Когда у Вас появилась идея обратиться за помощью в институты развития?

– Команда авторов теста тромбодинамики сложилась значительно раньше, чем появилась компания «ГемаКор Лабс». Началось все с теоретических работ лаборатории биофизики крови Гематологического научного центра РАМН, затем были первые эксперименты, сотрудничество с врачами, разработка первых приборов – все это делалось сначала за свой счет, затем при поддержке первых частных инвесторов. Когда стало понятно, что мы имеем на руках рабочий продукт с высокими шансами на коммерческий успех, но средств на масштабирование бизнеса уже не хватает, подали заявку в «Роснано» и госкорпорация стала одним из наших акционеров.

– Есть и другие институты развития: фонд Бортника, «Сколково», РВК... В чем их различия и какую помощь можно от них получить стартапу в области биомедицинских технологий?

– Перечисленные институты принципиально различаются по стоящим перед ними задачам и способам их решения. В 2008 г. «Роснано» было единственной организацией, готовой вкладываться в коммерциализацию инновационных разработок. Это чистой воды венчурный фонд: вложение средств в высокотехнологичные инновации в ожидании возврата инвестиций с хорошей доходностью. Вы получаете финансирование в обмен на долю в бизнесе и будьте готовы к тому, что у вас потребуют права управления, соответствующие объему участия.

Нет смысла идти в «Роснано» для получения финансовой поддержки на ранних стадиях НИОКР. Это, скорее, история про привлечение финансового рычага для максимально быстрого и массового вывода на рынок почти готового продукта. На более ранней стадии вам прямая дорога в «Сколково» или в Фонд содействия развитию малых форм предприятий в научно-технической сфере (фонд Бортника).

Разные цели

– Есть ли пробелы в российской системе венчурного финансирования? Может ли стартап столкнуться с тем, что на какой-то стадии ему предложат слишком невыгодные условия?

– С этим сейчас значительно лучше, чем 10 лет назад. Для каждой стадии зрелости проекта есть своя ступенька. Например, фонд Бортника – «Сколково» – «Роснано». Проблема в другом: концепция венчурного бизнеса плохо совестима с государственными деньгами. Венчурное инвестирование по определению имеет высокий риск. Успешной будет одна инвестиция из сотни. А госсредства в российской парадигме мышления должны быть потрачены со 100% эффективностью. Иначе это будет считаться нецелевым расходованием.

Другая проблема развития венчурного биотеха в России – отсутствие серьезного интереса со стороны крупного бизнеса к приобретению высокотехнологичных активов. Венчурным фондам попросту некому продать технологические компании, в которые они вложились.

– Какой процент стартапов в биотехе добиваются успеха? Насколько российские показатели отличаются от зарубежных?

– Затрудняюсь назвать процент и соотношение, да и в силу молодости отечественного венчурного биотеха выводы делать просто рано. Но, на мой взгляд, тенденция для биотехнологических стартапов положительная. Во многом как раз благодаря институтам развития, в первую очередь «Сколково». Многие потрясающие научные и технические идеи российских ученых и инженеров получили физическое воплощение и имеют шанс стать успешным коммерческим продуктом.

– Есть ли поддержка со стороны профильных министерств? В чем она выражается?

– Со стороны Минздрава мы, к сожалению, не видим поддержки и интереса. Иногда удается достигнуть понимания на региональном уровне, но практического воплощения договоренностей приходится ждать долго. На мой взгляд, совершенно неправильно, когда передовые российские разработки, которые прошли через многочисленные жернова экспертиз институтов развития и с поддержкой которых они были реализованы, по 1,5–2 года стоят в общей очереди, например, на получ...

Пётр Сапожников