Эпидемиология и Инфекционные болезни. Актуальные вопросы №1 / 2015
Манифестация СПИДа в России
Центральный НИИ эпидемиологии Роспотребнадзора, Москва
Ямамото Цуннэмото в своей знаменитой книге «Сокрытое в листве», считающейся кодексом самурая, писал: «Если, услышав какую-то историю в десятый или двадцатый раз, ты вдруг поймешь для себя что-то новое, то это и будет момент истины». Вот поэтому-то я и продолжаю рассказывать историю борьбы со СПИДом в России, хотя многие эпизоды уже были описаны и пересказаны. Надеюсь, что древние истории будет полезны не только самураям, но и борцам с инфекциями.
В 1985 г. о СПИДе, а тем более о ВИЧ-инфекции, мы еще почти ничего не знали. Публикации в англосаксонской прессе напоминали фрагменты мозаики, которая не очень-то складывалась в целую картину. Совсем еще недавно французами и американцами были выявлены вирусы, которые предположительно имели отношение к СПИДу, но полных доказательств их причастности к СПИДу не было, так как «постулат» Коха о том, что возбудитель всегда должен вызывать сходное заболевание, подтвердить на том этапе развития эпидемии было просто невозможно. К тому же французы, возглавляемые Люком Монтанье (но первым автором статьи была Француаза Барре-Синуси), выделили вирус не от больного СПИДом, а от официанта с увеличенными лимфоузлами, то есть от больного «лимфаденопатией гомосексуалистов», эпидемия которой в Европе была ранее описана как возможный предвестник появления СПИДа. В мире оставалось немало сторонников и других гипотез возникновения СПИДа, отрицавших причастность к нему недавно открытого вируса, которые упрямо продолжали продвигать свои теории. Наиболее упорные из них, такие как К. Дуйсберг, со временем выродились в СПИД-диссидентов, которые наделали немало вреда и посейчас пользуются некоторой популярностью, причины которой я объясню в другом месте.
Напомню, что первым больным СПИДом, выявленным в России, был южноафриканец Африка З.. Сейчас этот диагноз не вызывает сомнений, но тогда он казался очень «атипиным». У него мы впервые обнаружили в роли септического агента Acenetobacter, который не входил в официальный список «индикаторных для СПИДа» оппортунистических инфекций. Оказалось, что и наш самый опытный микробиолог С.Ш. Рожнова, несмотря на свой многолетний опыт, до сих пор не может забыть принесенную мной «для посева» сыворотку этого больного, которая была «какого-то немыслимого зеленого цвета». И в дальнейшем ВИЧ-инфекция позволила увидеть и узнать еще много нового и любопытного всем специалистам.
Если диагноз СПИДа у этого больного остался для Минздрава под сомнением из-за позиции сотрудников Института иммунологии, считавших, что иммунитет у него «недостаточно инвертирован» и соотношение иммунных клеток «не такое», то диагноз ВИЧ-инфекции у него не вызывал сомнений: антитела к ВИЧ были обнаружены с помощью импортных тестов, и мы многократно убедились, что это явно была не ложная реакция. Естественно, что мы решили обследовать и остальных учащихся Высшей школы профсоюзного движения (ВШПД), в которой больной провел около месяца. В этом нам содействовал и ректор учреждения, который, как и весь его коллектив, глубоко переживал обнаружение в своем учреждении еще малоизвестной, но очень страшной болезни. Он уже начал самостоятельно проводить и доступные ему противоэпидемические меры: после каждого рукопожатия со студентами-иностранцами мыл руки коньяком.
Дело по обследованию нескольких сотен учащихся и сотрудников для нас было внове, да и сил было явно недостаточно. По счастью, удалось приобщить к делу несколько молодых людей из числа лаборантов и сестер, работавших в институте и на кафедре Mосковского медицинского стоматологического института (ММСИ; ныне – Московский государственный медико-стоматологический университет им. А. И. Евдокимова), хорошо умевших брать кровь. С этой бригадой и кучей пробирок мы отправились в ВШПД. Первый опыт прошел не очень успешно: многие учащиеся падали в обморок. А одну африканскую принцессу пришлось колоть в вену несколько раз, пока, наконец, не удалось набрать немного крови. Очень трудно было получить кровь от камбоджийцев и вьетнамцев, ее практически «не было» в венах. Предполагаю, что они недавно прибыли из стран, где тогда еще продолжались военные действия и, по всей видимости, сильно страдали от недоедания и паразитарных заболеваний. Сейчас юридические основы этого обследования представляются мне довольно туманными, понятно, не о какой добровольности и информированном согласии тогда речь не шла. Кажется, основной версией было «обследование на малярию», что, впрочем, воспринималось как должное. Тогда я и не представлял, какими последствиями может быть чревато «обследование на СПИД».
Ни среди «советских» учащихся, ни среди напуганных сотрудников ВШПД, выстроившихся в очередь на обследование, мы ВИЧ-позитивных не выявили, однако среди 90 иностранцев антитела к ВИЧ оказались у троих: двоих из Бурунди и одного из Мали. Высокий процент инфицированных ВИЧ среди учащихся (4 из 90) показался нам тогда просто фантастическим, но сейчас это феномен легко объяснить. В Россию отправляли из Африки учиться «профсоюзному делу» в основном молодых мужчин...