Валентин Покровский: самостоятельность РАМН — наша крупная победа

В апреле академику РАМН Валентину Ивановичу ПОКРОВСКОМУ исполняется 80 лет. О роли личности в истории можно говорить много, но совершенно очевидно, что в переломные моменты именно от действий конкретных людей зависит дальнейший ход событий. Сейчас трудно представить, какова была бы судьба Российской академии медицинских наук, если бы у ее руля в начале девяностых не стоял видный ученый-эпидемиолог, последний, шестой президент АМН СССР и первый президент РАМН, возглавлявший штаб медицинской науки в течение 19 лет.

В апреле академику РАМН Валентину Ивановичу ПОКРОВСКОМУ исполняется 80 лет. О роли личности в истории можно говорить много, но совершенно очевидно, что в переломные моменты именно от действий конкретных людей зависит дальнейший ход событий. Сейчас трудно представить, какова была бы судьба Российской академии медицинских наук, если бы у ее руля в начале девяностых не стоял видный ученый-эпидемиолог, последний, шестой президент АМН СССР и первый президент РАМН, возглавлявший штаб медицинской науки в течение 19 лет.

— Валентин Иванович, новое поколение врачей, скорее всего, не знает трудностей той поры, когда шел слом прежних государственных устоев. Расскажите, как удалось отстоять и сохранить Российскую академию медицинских наук?

— Да, это было действительно трудное время. В перестройку появилась тенденция создавать параллельные государственные академии. Дело в том, что во всех союзных республиках имелись национальные и отраслевые академии наук, а в России их не было. Под эту марку организовали Российскую академию сельскохозяйственных наук (РАСХН), Российскую академию образования (РАО) и т.д. Еще существовала АН СССР, а уже была учреждена АН РСФСР, в состав которой вошло много людей, далеких от науки, скорее политиканов, чем ученых. В результате такого молниеносного создания академий их членами становились даже кандидаты наук — налицо была профанация самого звания «академик».

Должен сказать, что и среди ученых-медиков, и даже среди членов президиума АМН СССР тоже появились сторонники создания соответствующей Российской академии медицинских наук. Я был категорически против этого, и подавляющее большинство членов академии и президиума меня поддержали. Мы устояли, никакой новой дополнительной академии медицинских наук не создали, не «разбавились» так называемыми политическими учеными и тем самым сохранили лицо. А это самое главное. Вот в таком контексте я имел отношение к спасению академии.

— То есть Академия медицинских наук СССР стала называться Российской академией медицинских наук?

— Да, в 1992 г. мне удалось подписать у Президента РФ Б.Н. Ельцина указ, в котором на законодательном уровне РАМН признавалась правопреемницей АМН СССР. Более того, РАМН по своей значимости приравнивалась к Российской академии наук, но в таком статусе она просуществовала только 3 месяца. Руководство «большой» академии — РАН — высказалось категорически против такого положения вещей, и вышел дополнительный указ, согласно которому статус РАМН понижался до уровня отраслевой академии.

Второе серьезное обстоятельство, которое удалось преодолеть, состояло в полной зависимости нашей академии от Минздрава РФ. Когда я возглавил в 1987 г. АМН СССР, существовала установка, согласно которой президент академии даже не входил в состав членов коллегии Минздрава, не имел права подписи под серьезными документами, а финансирование академии шло исключительно через отраслевое министерство. Мои полномочия были значительно меньше, чем начальника планово-финансового управлен...